Мемориальная доска в честь членов подпольной комсомольской организации в г Симферополь

Источник 1, Источник 2, Источник 3, Источник 4

Перед Великой Отечественной войной в доме №3 в Совнаркомовском переулке располагалась средняя школа №14, где учились организаторы Симферопольской комсомольской подпольной организации Борис Хохлов, Николай Долетов, Владлен Ланский, Евгений Семняков, Зоя Жильцова, погибшие в годы фашистской оккупации Крыма.
В честь героев-подпольщиков на здании установлена мемориальная доска.

Борис Хохлов (Статья Натальи Пупковой)

     Источник 1

Среди молодых симферопольских подпольщиков было несколько ребят, родившихся, живших в Севастополе. В их числе и Боря Хохлов. Из-за работы отца семья переехала в Симферополь, жили на углу улиц Пушкина и Карла Маркса. Учился мальчик в 14-й школе в Совнаркомовском переулке. Нельзя судить о том, какой город был ближе Борису. В Севастополь он мечтал вернуться и поступить в Качинскую Краснознамённую военную авиационную школу.
В этом городе воевал и погиб отец Бориса — Иван Хохлов.
В Симферополе жила мама, были хорошие друзья, девушка, которая очень нравилась. За этот город сражался уже сам Борис, за него и погиб.

Он не мог забыть первого впечатления, когда, ворвавшись в их дом, фашисты топтали грязными сапогами только что вымытые полы, как срывали с матери платок. Не мог стереть из памяти картину — тело человека с табличкой «Партизан», болтавшееся на виселице в центре города. Забыть слёзы людей и бодрые фашистские похвальбы из репродуктора на здании, где располагался отдел немецкой пропаганды. Ребята, чьи мечты перечеркнула чёрная дата 22 июня 41-го, вступили в схватку с врагом.
Постепенно из знакомых надёжных мальчишек и девчонок сложилась группа — знаменитая Симферопольская подпольная молодёжно-комсомольская организация. Они часто собирались у того репродуктора, украдкой рассовывая симферопольцам переписанные сводки Совинформбюро. Их удавалось слушать школьному товарищу Бориса Николаю Долетову, потом приёмник собрал Анатолий Косухин, слушать стали чаще. Но рукописных листовок не хватало, мечтали о собственной типографии. Подпольщики поручили это дело Хохлову. Борис обратился к Ване Нечипасу, работавшему в типографии «Таврида» (она тогда находилась на углу проспекта Кирова и улицы Горького). Подпольщикам помог Николай Решетов, вместе с женой сумевший вынести шрифты. Кстати, после войны Иван Фёдорович работал также в «Тавриде» сначала главным инженером, а потом долгие годы возглавлял предприятие. А вот Николай Михайлович после освобождения Крыма погиб.

8 июля 1943 года молодые подпольщики выпустили первую типографскую листовку «Вести с Родины» с призывом к населению не выполнять приказы немецкого командования о мобилизации, укрываться и уходить в леса. «Помните, вы русские люди, а русские никогда не предавали своей Родины». И подпись: СПО. Сначала было лишь несколько сот экземпляров, но позже, когда была установлена связь с лесом, у ребят появился печатный станок. Его передал подпольщикам Евгений Степанов, ответственный редактор «Красного Крыма» (так тогда называлась наша газета). Двадцать одна листовка общим тиражом пятнадцать тысяч экземпляров была выпущена до освобождения города. «Вести с Родины» (а ещё полученные в лесу советские листовки и газеты) распространяли две агитационные группы, одну возглавлял сам Борис, вторую — Лида Трофименко. Сегодня уже трудно представить, как много значили эти небольшие листки бумаги для жителей города, как вселяли надежду отпечатанные ребятами строки. А фашистам листовки досаждали не меньше, чем диверсии, проводимые членами СПО.
Тексты обычно писал Борис, он же составил клятву организации (и принял её одним из первых, подписав подпольной кличкой Светлов). Был у парня дар к литературе, мечтал когда-нибудь рассказать в стихах о жизни подпольщиков, о погибших друзьях. Мечта не сбылась, а вот стихотворение, посвящённое памяти самого Бориса, есть — крымского поэта Анатолия Милявского «Улица Бориса Хохлова». Был у подпольщика ещё один талант, приносивший пользу жителям оккупированного города. Борис отлично рисовал и научился подделывать документы (штампы, почерк, подписи). Кому в карточках биржи труда ставил штамп об инвалидности, кому изготавливал служебные удостоверения — благодаря этому очень много людей избежало угона в Германию. Помог «исправить» паспорт Борис и Ивану Козлову, секретарю городского подпольного комитета ВКП(б). В воспоминаниях И. Козлова есть строки, рассказывающие о характере Бориса:

Он искренне смутился, даже покраснел, когда я, говоря о их деятельности в немецком тылу, произнёс слово „героическая“. Всё, что они делали, казалось ему совершенно естественным. Он был уверен, что скоро эта „чума“ пройдёт, и наступит опять „нормальная“, как он любил говорить, жизнь. Надо только хорошенько поработать.

И они просто «работали».

Декабрь 1943 года. Подпольный горком партии решает принять нескольких молодых подпольщиков кандидатами в члены Всесоюзной Коммунистической партии большевиков. Среди них и комиссар Симферопольской подпольной молодёжно-комсомольской организации Светлов. Сколько радости и гордости, должно быть, испытывал Борис, одновременно понимая, что заслужить право быть настоящим коммунистом очень нелегко. Но, дав клятву Родине, он знал, что будет верен ей до конца своих дней.

Раннее утро седьмого декабря 43-го. Накануне Борис рассказывал маме, Софье Васильевне, что, когда придут наши, он пойдёт в Красную армию. «Посмотришь, мама, каким твой сын будет героем». О том, как после Победы будет учиться, работать. А потом читал ей вслух принесённую из леса связным маленькую книжечку о подвигах комсомольцев «Молодой гвардии» в Краснодоне. Софья Васильевна не могла сдержать слёз, а у Бориса горели глаза, мысленно он был там, с героями книги Олегом Кошевым, Сергеем Тюлениным, Ульяной Громовой. «Видишь, мама, какие настоящие комсомольцы! Пытали их страшными пытками. Все погибли, но изменниками Родины не стали. Мы тоже будем бороться, как Олег и его товарищи». Сколько раз потом мама симферопольского героя-подпольщика вспоминала эти слова, как поддерживала настрой Бориса и его товарищей на борьбу.

И сколько раз, наверное, повторяла вслух ответ сына на материнское робкое опасение: «Но я не хочу, чтобы вас постигла такая же страшная участь». Как он успокаивал тогда: «Не бойся, мама, мы связаны с лесом. В случае опасности уйдём к партизанам».

А утром его увели. Кто-то навёл фашистов на одного из лидеров молодёжного подполья. Он лишь успел улыбнуться: «Ничего, мама, ничего».

Сначала держали в камере на Студенческой, 12, там, где лишь несколько месяцев назад пытали секретаря организации молодых подпольщиков Семёна Кусакина. Словно всё повторялось. Так же, как и мама Семёна, Софья Васильевна пыталась добиться свидания, подкупала ту же переводчицу, которой давали взятки, пытаясь освободить Кусакина. Даже ответы были похожие: «Ведётся следствие, и передачи запрещены». А потом страшное: «Ваш сын отправлен в далёкий лагерь — в Германию, больше не ходите». После этой фразы маме Семёна Кусакина уже не довелось увидеть сына. А вот маме Бориса Хохлова повезло чуть больше, позже она смогла услышать голос сына. Через пару месяцев после ареста к ней пришла женщина, рассказавшая, что в одной камере с её мужем в гестаповской тюрьме на Луговой сидит Борис. И что после пыток он очень плох. Вместе с женщиной Софья Васильевна бросилась к тюрьме. Заколоченные почти до самого верха окна, часовой, прохаживающийся вдоль забора. Еле дождались, когда он свернёт за угол. Женщина тихонько окликнула мужа, сказав, что пришла Хохлова. И вдруг мать услышала слабый, но такой родной голос: «Мама, ты здесь, ты слышишь меня?» «Слышу, сынок, слышу, милый!» — отозвалась сквозь слёзы мама героя. А во дворе тюрьмы раздался яростный лай собак. «Пора уходить, — шептала добрая женщина рыдающей матери, — нельзя оставаться здесь, начнут стрелять, их бить будут». Мама поддалась, но лишь стих лай, вновь бросилась к забору, окликнула. «Мама, ты ещё здесь? Уходи скорее, потом...». Договорить Борис не успел. Софья Васильевна лишь услышала, что в тюрьме началось какое-то шевеление, а через несколько минут во дворе остервенело зарычали собаки. Матери Хохлова повезло чуть больше, чем матери Кусакина, она слышала голос арестованного сына. И, увы, она, скорее всего, слышала, как он погиб. В тюрьме на Луговой фашисты часто практиковали травлю заключённых голодными овчарками. Непокорённых, не выдавших товарищей, не изменивших клятве и Родине псы загрызали до смерти.

А после освобождения на стене одной из гестаповских тюрем обнаружили строчки:

«В эту конуру был засажен Хохлов Борис. Навек, друзья мои, прощайте! Прости меня, родная мать! Родные, вы не забывайте, здесь мне придётся погибать.»

Борис мог бы стать художником, поэтом или, как мечтал, связать свою жизнь с авиацией. Но он остался просто человеком, не изменившим клятве, не предавшим город, страну. Навеки остался девятнадцатилетним героем-подпольщиком.

Зоя Жильцова (Статья Натальи Пупковой)

     Источник 2

Давно заросший травой едва заметный холмик на опушке леса. Могила Зои. Несколько месяцев не дожила отважная комсомолка до дня освобождения Симферополя. Подпольщица Зоя Жильцова. Её отец, комиссар, погиб в гражданскую. Мама умерла, когда Зоя училась в седьмом классе. Девушка вынуждена была пойти работать. Но связи с друзьями-одноклассниками не теряла. Оккупация Симферополя. Молодёжь встала на защиту города. Симферопольская подпольная комсомольская организация. Руководитель второй диверсионной группы - она, Зоя Жильцова. Сколько их, диверсий в оккупированном городе, на боевом счету её группы! Как радовалась девушка, когда вместе с Володей Боронаевым смогла устроить "салют" в честь годовщины Октябрьской революции. Фашистский эшелон потерпел крушение недалеко от города - сработала мина, заложенная в одном из вагонов.
Зоя была тяжело больна. Но боролась за Родину. Молодых подпольщиков предали. Начались облавы. Друзья решили эвакуировать Зою в лес - к партизанам. Может, они надеялись, что удастся переправить девушку и на Большую землю, в госпиталь. Удалось донести только до кромки леса. Сердце Зои Жильцовой не выдержало. Ей было девятнадцать.
17 декабря 1948 года в родном городе подпольщицы появилась улица её имени.

Евгений Семняков (Статья Натальи Пупковой)

     Источник 3

...Конец 1941-го. В Симферополе зверствуют фашисты. Трое комсомольцев - Боря Хохлов, Женя Семняков и Коля Долетов - переписывают от руки сообщение Совинформбюро, которое удалось услышать и записать Николаю. Так появляются первые листовки с долгожданными вестями с фронта. Потом вместе с ребятами их будут распространять Лида Трофименко, Зоя Рухадзе, Зоя Жильцова. Постепенно складывается группа, положившая начало молодёжной подпольной организации города.
Передо мной воспоминания Анны Семёновны Семняковой, мамы Жени. Их принесла в редакцию Ирина Мордвинкина, родная племянница подпольщика.
Трогательные, пропитанные материнской болью строчки рассказывают о детстве мальчика, вставшего на защиту Родины. "Всегда улыбающееся приветливое личико, кивает белокурой головкой, здоровается с прохожими. Объяснял мне: "Этя мой знякомый". "В два года знал наизусть много стихов, первое любимое: "Вечер был, сверкали звёзды, на дворе мороз трещал. Шёл по улице малютка, босиком, и весь дрожал...". Стихотворение произвело на Женю, видимо, очень сильное впечатление, потому что в четыре-пять лет, если видел босого ребёнка, снимал с себя ботиночки и отдавал ему". "Мне Женя всегда говорил: "Мамочка, мы с тобою, как рыбка с водою, слить сольёшь, а разлить - никогда не разольёшь". Говорил он мне это и в шесть-семь лет, и в шестнадцать-семнадцать".
Семья часто переезжала из-за работы Семнякова-старшего, Георгия Саввича: практически весь Союз объездили, долгое время жили в Севастополе. Общительный и любознательный мальчик везде находил друзей, с радостью познавал просторы Родины. Мама вспоминала, с каким восторгом сын "готовился получить паспорт - стать равноправным гражданином".
А вступление в комсомол (это был уже Симферополь, 41-й год): "Это поистине был большой праздник для него, честно идущего из октябрят по пути Ленина". Женя не мог остаться в стороне, когда над любимой Родиной нависла опасность.
"С приходом варваров сын стал замкнутым. Я как-то напомнила: "Женечка, почему мы с тобой не как рыбка с водой, что, маму ты не любишь?" Он быстро ответил: "Мамочка, люблю, но прежде Родину, потом тебя. После войны будем говорить об этом".
Для ребят, чья юность пришлась на суровые годы войны, Родина стала "прежде всего". Они, рискуя жизнью, тайком слушали сводки с фронта, создали небольшую типографию - листовки со словами "Смерть немецким захватчикам!" и подписью "СПО" поддерживали веру в Победу у горожан и призывали к борьбе. Женя Семняков отвечал в организации за диверсионную работу. По его предложению в октябре 43-го подпольщики взорвали на улице Битакской (ныне Киевская) крупную фашистскую автобазу с большим складом бензина. Несколько раз Женя побывал на этой улице, набросал план. И рано утром раздался взрыв. Симферопольцы убедились, что город не сдаётся врагу. Потом были новые диверсии, совершаемые группами подпольщиков. Руководитель диверсионных групп и сам не отставал от товарищей. 17 октября 1943-го, писала Анна Семнякова, "Женя сказал, что идёт в театр, заночует у Бориса - так ближе. А ночью был взрыв. К штабному автобусу Женя прикрепил мину". Мама вспоминала, что сын и ей показывал маленькую мину, "хотел положить мне на руки, но я залилась слезами. Нет, не запрещала. Только говорила: "Осторожнее". Понимая, что не вправе останавливать сына, которого учили любить Родину. А значит, и защищать".
"Ты не плачь, мама, если не будет от меня вестей даже десять-двадцать лет. А то мне будет очень тяжело", - так ещё в начале войны Женя готовил её к своему уходу в партизаны.
После ареста Бориса Хохлова подпольный горком принял решение вывести в лес к партизанам молодых подпольщиков, которым могут угрожать аресты. Выводили 12 декабря 1943 года. Но в этот день ушли не все. Женя Семняков и два его товарища по организации - Шамиль Семирханов и Костя Панусис - наткнулись на фашистскую облаву и остались в городе. Женя заночевал дома на Ново-Садовой (ныне улица Козлова), в свой день рождения встретился и с отцом - разведчиком Северного соединения партизан. В лес удалось уйти лишь через несколько дней. А в конце года начались тяжёлые бои: к партизанскому отряду вплотную подошли фашистские каратели. В одном из боёв Семняков был ранен в ногу. Ослабевший от потери крови, он с помощью Лиды Трофименко и Шамиля Семирханова всё-таки смог подойти к подножию горы Яман-Таш. Потом налёт, куда-то пропала Лида. Втроём с Шамилем и оказавшимся неподалёку чехом Ваславом отстреливались от приближающихся фашистов. "Вдруг Женя почувствовал: что-то тяжёлое упало на больную ногу, и перед глазами поплыли красные круги, - описывают судьбу Евгения Семнякова авторы "Повести о молодых подпольщиках". - Когда он очнулся, Шамиль, окровавленный, без сознания, уткнулся лицом в землю, а недалеко, склонив голову на камень, лежал Васлав. Кругом ходили немцы, сгоняли в кучу пленных - женщин, детей, раненых партизан. А в это время Лида бродила в лесу. На десятый день нашла свой отряд. Увидев Костю Панусиса, бросилась к нему: "Где Женя и Шамиль?". Костя не знал. Тогда и решили, что мальчики погибли. И только через два месяца Лидина сестра Тамара увидела, как из тюрьмы выводили военнопленных. Среди них она узнала и ребят. Шамиль поддерживал окончательно ослабевшего Женю. При каждом шаге его лицо выражало нестерпимую боль, но он молчал. Вместе с другими пленными Женю и Шамиля расстреляли".
Это лишь одна из версий гибели Евгения. Пока его племянница, занимающаяся поиском любой информации о дяде, не имеет документального подтверждения расстрела. В семье считают, что в период с 24 декабря 43-го по 8 января 44-го года Женя пропал без вести в Зуйских лесах. "В марте 44-го, - вспоминала мама подпольщика, - по приказу штаба Северного соединения меня и Светлану (младшую сестру Жени) переправили в лес, а потом отправили в Краснодар. В штабе партизан справлялась о сыне. Ответили: "У нас зарегистрированы партизаны, пробывшие в лесу не менее шести месяцев". Ходила по всем госпиталям, нигде не нашла сына. Снова отправилась в штаб. В слезах бросилась к майору Осовскому. Он ответил: "Ваш сын был в госпитале в Краснодаре два дня, потом был отправлен в Сочи на отдых, сегодня снова отправлен в лес. Не плачьте, я лечу в лес, разыщу вашего сына, и он вам напишет на имя секретаря обкома, через две недели зайдите и получите письмо. Я писала сыну каждый день, просила написать одно слово - жив. Но ответа не было. Через две недели секретарь обкома мне сказал, что писем из леса здесь быть не может. "Это Осовский вас успокаивал. Все письма идут в штаб партизан". Я поняла, что живые - отвечали, а Женя...".
Он просил маму не плакать, если долго не будет вестей. Материнское сердце рыдало. Но долгие годы семья всё-таки жила надеждой: вдруг случится чудо. Уже нет в живых Жениных родителей и сестры, но память о герое-подпольщике свято хранит семья его племянницы. Большой чёткий портрет Жени. Живой, лучистый, юный. И папки с документами, копиями архивных дел - Ирина Мордвинкина по крупицам собирает сведения о деятельности дяди в годы войны, о его последних днях. И сына своего, уже немного обогнавшего по возрасту вечно молодого двоюродного дедушку, назвала Евгением.
"Однажды, - вспоминала Анна Семнякова, - показал мне книжечку о краснодонцах, их действиях, гибели. "Вот видишь, Женя, погибли ребята". "Ничего, - говорит сын, - если погибнем, мы многое сделали, нас не забудут". А спустя годы оказалось - забывают. Кто сегодня, кроме родных, быть может, ещё соседей и одноклассников, да выживших товарищей по подполью знает и помнит имена защитников города?
Странно и как-то дико, но в Симферополе, за который отдал жизнь комсомолец Евгений Семняков, вместе с Борисом Хохловым и Николаем Долетовым стоявший у истоков создания молодёжной подпольной организации, отвечавший в ней за диверсии, нет даже улицы его имени. "Собирались назвать одно время, - рассказывает племянница подпольщика Ирина Мордвинкина, - но потом, видимо, появились другие дела".
"А разве Женя не заслужил быть среди тружеников города, чтобы будто и он живёт сейчас под мирным небом?" - спрашивала когда-то его мама у ответственных людей. Ей отвечали, что заслужил. Просили подождать. Не дождалась мать.
И только имя и фамилия на мемориальной доске на здании бывшей 14-й школы да фотография в музее боевой славы Симферополя напоминают горожанам, что был такой парень. Женя...

Николай Долетов (Статья Натальи Пупковой)

      Источник 4

Страстный радиолюбитель, восьмиклассником радиофицировавший свою школу. В суровые годы Коле пригодились знания, полученные в радиокружке. Благодаря им ведь и появилась на улицах оккупированного города наша первая листовка.

Встреча с надёжными ребятами, с которыми когда-то учился в одной школе — Борей Хохловым, Женей Семняковым - подарила Николаю радость поделиться данными об успехах Красной армии под Москвой (до этого записанные сводки он читал только матери). Молодые патриоты понимали, как необходимо узнавать об этих успехах и другим симферопольцам. Как важно сейчас, когда в городе воцарились зверские порядки, когда жители отчаялись и затаились, сообщать им правдивую, радующую сводку Совинформбюро. На следующий день юноши встретились на углу улиц Карла Маркса и Пушкина под репродуктором, передававшим фашистские сообщения. К ребятам присоединилась Лида Трофименко, секретарь комитета комсомола школы №14. Несколько десятков написанных от руки листовок с сообщением Совинформбюро тайком, сразу же растворяясь среди людей, засовывали в карманы собравшихся у репродуктора, в почтовые ящики на домах. Одну Лида принесла домой, показала двоюродной сестре Зое Рухадзе. И вновь девушки переписывали радостную весть. А потом, как будто беззаботно гуляя, подбрасывали листовки во дворы. На здании на углу Ново-Садовой (ныне улица Козлова) и Севастопольской вывешивались фашистские приказы. Быстрый мазок клеем, движение руки — на здании в оккупированном Симферополе появилась первая молодёжная листовка.

Вскоре к пятёрке ребят присоединились Зоя Жильцова, Анатолий Косухин (он с помощью Николая собрал радиоприёмник, сводки Совинформбюро стали слушать практически регулярно). Появилась группа, о создании которой Коле говорил отец, уходя в лес: «Останешься дома за старшего. Так надо. Разыщи надёжных друзей, присматривайся, прислушивайся ко всему». Они прислушивались и действовали, создатели пока ещё маленькой, но уже боевой молодёжной подпольной организации. Это потом в неё примут новых членов, появится несколько групп, клятва. А пока они переписывали сводки и по предложению Коли Долетова «следили за немцами и брали на заметку провокаторов».
Разные пути открывает война. Выдержать боль, промолчав, или предать товарищей, Родину. Защитить то, что дорого, или из чужой беды извлечь выгоду.

В памяти старожилов, переживших суровые годы, имена героев и предателей.
«Вы рассказывали о руководителях Симферопольских подпольных организаций и групп (супругах Волошиновых, Викторе Ефремове, Семёне Кусакине), — написал в редакцию житель Симферопольского района Николай Машков. — Получается, что с фашистами в городе боролись только представители славян, а все остальные национальности что, пособничали? Да, были предатели, но ведь были и герои. Почему забыли о грузинке Зое Рухадзе, комсомолке-подпольщице, о руководителях подпольных групп Гюрегьяне (кажется, армянине), Абдулле Дагджи (крымском татарине)? Мой дядя был членом группы Дагджи — „дяди Володи“, такая была у этого человека, расстрелянного фашистами в 1944-м, подпольная кличка. В группе были и русские, и татары, и украинцы, и евреи. А сколько людей разных национальностей стали за боевые подвиги Героями, награждены орденами. Они тоже любили свою Родину, свой город, боролись за него и погибали. Вот в нашем районе, к примеру, родился Узеир Абдураманов, крымский татарин — Герой Советского Союза. До войны в Алуште, знаю, работал учителем Тайфук Абдуль — тоже крымский татарин, тоже Герой Советского Союза. Я — русский и горжусь этим. Но я ещё и коренной крымчанин и хочу, чтобы наши дети и внуки не делали различий на героев и врагов по национальному признаку, чтобы знали о подвигах и помнили о предательстве. Давайте хоть в той страшной истории не делать политико-национальных „перекосов“, как это „творят“ сейчас отдельные приверженцы националистических идей».

«Прочитала рассказ о подпольщике Борисе Хохлове и вспомнила детство, — дозвонилась в редакцию Людмила Истафьевна из Симферополя. — Мы жили в одном дворе, на улице Пушкинской, 4. Борис с родителями жил в пристройке во дворе, моя семья — в четвёртом подъезде, а в третьем жила семья ещё одного комсомольца-подпольщика Николая Долетова. Его отец был в партизанах, а Николай и Борис, по сути, и создали в городе первую молодёжную подпольную организацию. Но семью Николая расстреляли фашисты. Их выдали соседи-татары Семирхановы. У нас об этом все соседи знали. Страшно и, знаете, как-то даже странно было, ведь до войны жили все дружно, а потом вот... Неужели всё-таки национальность всему виной?».

Война — испытание, позволяющее узнать истинную суть каждого, независимо от национальности, возраста и положения. Семью Долетовых соседи Семирхановы (кстати, их сын Шамиль позже станет членом Симферопольской комсомольской подпольной организации, первые шаги к созданию которой сделал Коля. «Он не отвечает за отца», — считали в организации) помогли выдать. Но среди тех, кто решил выслужиться перед «новой властью», сдав фашистам семью партизана, были и носители славянских фамилий.

Григорий Яковлевич Долетов иногда приходил в город, приносил ребятам листовки, газеты, а для партизанских семей — коротенькие письма. Их разносил племянник Витя, тот самый, которой через три года вместе с оставшимися товарищами из молодёжного подполья будет участвовать в разминировании спешно покидаемого фашистами Симферополя. «Дядя Гриша», как называли Долетова-старшего подпольщики, останавливался у матери на Петровской балке. Так было и в апрельский вечер 1942-го, но «дядя Гриша» пришёл больным — рана под протезом загноилась. Ребята переправили его домой — подлечиться. Часто по-соседски заходил Семирханов, прислушивался к бредящему Григорию Яковлевичу. Потом даже собрался проводить возвращающегося в лес партизана. Эта была последняя встреча «дяди Гриши» с семьёй. Позже, как вспоминал в книге «В крымском подполье» руководитель подпольного горкома ВКП(б) Иван Козлов, стало известно, что «дядя Гриша» убит татарами-добровольцами возле деревни Краснолесье, в тринадцати километрах от Симферополя. В качестве трофея принесли в город его протез. Но Долетовы этого уже не узнали. Через некоторое время к ним постучала Варвара Солдатова, чтобы передать письмо «из леса от мужа». Мама Коли, поняв, что это провокация, отвечала, как учил супруг: «Мой муж шофёр и уехал с войсками в Севастополь». «Ничего, Семирханов подтвердит, что эта семья партизан», — успокоил Солдатову её муж Григорий Ващенко. Эту фамилию бывший бухгалтер Астраханского госрыбтреста Владислав Солдатов присвоил ещё до войны вместе с документами сброшенного им под поезд соседа по купе. Сначала Солдатовы тоже подались в лес, но, быстро поняв, «что тут ловить нечего», вернулись. Григорий поступил на службу в гестапо, и выдача партизанской семьи была хорошей возможностью выслужиться.

Позже соседи вспоминали, что на время обыска в квартире Долетовых маленькую дочь мама отвела к Семирхановым, ранее к ним отнесли и наиболее ценные вещи. «Узнав, что Николай и его мать арестованы, — писал позже И. Козлов, — Семирханова принесла девочку: «Забирайте свою дочку».

Семью привезли в гестапо. Выспрашивали о связях отца, избивали, но мать и сын были непреклонны. Противотанковый ров на Алуштинском шоссе — место расстрелов. Передать эпизод последних минут жизни семьи Долетовых попытались Анатолий Кузнецов и Николай Панюшкин в вышедшей после войны документальной «Повести о молодых подпольщиках». «Татьяна Петровна и Коля стояли обнявшись. Томочка слабенькой рукой держалась за рубаху матери. В степи раздались автоматные очереди. Мать и сын повалились в ров. На его краю осталась одна худенькая девочка. Когда Томочка повернулась назад, чтобы посмотреть на мать, раздалась новая очередь. Девочка сразу пригнулась и будто прыгнула в ров к матери».

Семья Долетовых — одна из сотен погибших в страшные годы фашистской оккупации. Слишком высокую цену заплатили старый большевик, партизан «дядя Гриша», комсомолец-подпольщик Коля, их близкие за нашу возможность жить под мирным небом. Проходя по улице Долетова, увидев мемориальную доску на бывшей школе Николая, вспомните об этой семье. И, может быть, затеплите свечу на помин души защитников нашего города.

Вечная слава Героям!